Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Генри Лайон Олди.

Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Генри Лайон Олди. (скачать аудио).

Принимает участие: Генри Лайон Олди

Программа: Орбитальная станция


Мария Галина: Собственно говоря, насколько вообще история вообще вас увлекает? То есть вот в большей части ваших романов вы обращаетесь к истории в том или ином виде. То есть Вы пробовали вообще как-то работать с более близким современным в больших вещах?

Олег Ладыженский: Конечно. У нас целый ряд вещей на абсолютно современном материале, есть и о будущем. Скажем, роман «Тирмен» написан на современном материале. Романы «Орден святого бестселлера» и «Шутиха», цикл рассказов «Пентакль»… Я могу долго перечислять — повесть «Ваш выход», и прочее.

Мария Галина: И экспериментальная трилогия «Ойкумена» о будущем человечества. Хотя она тоже в какой-то степени о современности.

Дмитрий Громов: Не совсем о будущем человечества. Когда мы писали роман «Черный баламут» и «Ахейский цикл» — в «Ахейском цикле» у нас была теория номосов. Греческий номос, китайский… Они не пересекались, то есть греки не имели ни малейшего понятия о существовании Китая, а китайцы, допустим, о Греции или об австралийцах. Соответственно для них мир был устроен по-другому и заканчивался где-то здесь, а дальше — Океан, грубо говоря. А у египтян океан был в другом месте. Потом постепенно культуры начали взаимопроникать, приехали путешественники, торговля… Все это начало потихоньку срастаться. И номосы объединились в единую планету Земля. Теперь все более-менее знают, где что находится — хотя бы теоретически.

Наша гипотеза была такая: что, если оно не срослось? И получилась отдельная планета — мир греческого номоса, дальше — отдельный мир индийского, отдельный мир еще какого-то… Фактически отдельные планеты, очень сильно разбросанные друг от друга по Вселенной, каждая в своей звездной системе. А после то, что произошло в античные времена у нас на Земле, когда начали взаимопроникать и срастаться эти номосы — оно у нас происходит, условно говоря, в далеком будущем, когда начались межзвездные перелеты, расы начали между собой контактировать, и началось срастание.

На эту гипотезу уже была наворочены куча всяких идей — о свободе и рабстве, о вертикальном прогрессе, о терпимости и нетерпимости, о взаимозависимости людей и целых народов.

Олег Ладыженский: Я бы добавил, что здесь, на базе этой абсолютно правильно изложенной теории, вопрос свободы стоял не просто на уровне: свободен я или нет, тварь дрожащая или право имею. Мы захотели исследовать степени свободы. Абсолютно свободен, включая свободу от собственного тела; абсолютно не свободен — нет никаких вообще степеней свободы; полусвободен; свободен от тела, не свободен мысленно; свободен мысленно и телесно, не свободен духовно; свободен на треть; свободен на две четверти… Вы знаете, получаются такие интересные модели вот этих несвобод, хоть бери целые расы отдельные выводи.

Мария Галина: Да, я как раз помню. Мне тоже показалось, что это одна из основных тем, собственно, «Ойкумены» и есть. А такой вот еще вопрос. Вы же писатели, живущие на территории Украины. Насколько вам кажется, есть некая ветвь украинской фантастики, в смысле русско-украинской, скажем так? И чем она отличается от русско-русской фантастики? Вот есть какие-то школы, отличия?

Дмитрий Громов: Если говорить о школе, как об учителе и учениках, то такой, конечно, нет. А если говорить о школе, как о направлении, некой общности взглядов и творческих манер… Нельзя сказать, что она так уж радикально отличается от того, что пишут в Москве, в Питере и других местах России — или скажем, во Франции или Англии… Но некая специфика есть. Во-первых, это метафоричность языка и образная система.

Олег Ладыженский: Я бы сказал — поэтичность слога.

Дмитрий Громов: Да, это первое. Далее — может быть, это звучит самонадеянно, но большинство наших коллег из украинской, условно говоря, школы фантастики, не стесняются писать интересно. Не в смысле — клепать забойные боевики, а говорить о тех проблемах, которые действительно интересны, но при этом говорить так, чтобы это еще и интересно читалось, а не выглядело, как занудная лекция.

Мария Галина: А вот наследие Гоголя, то, что мы условно называем барочность, да, избыточность стиля…

Олег Ладыженский: Присутствует.

Мария Галина: метафоричность, вот эта вот плотность.

Дмитрий Громов: Химерность.

Мария Галина: Химерность, да. Вот есть же определение химерная проза. Было целое направление на Украине, химерное. Вот как вы, здесь генезис видите?

Олег Ладыженский: Может быть. Причем не только Гоголя — я бы и Лесю Украинку, причем особенно ее драматургию, сюда бы приплел, и элементы влияния Коцюбинского  — «Тени забытых предков» и так далее.

Дмитрий Громов: Франко.

Олег Ладыженский: Там очень долго можно перечислять.

Дмитрий Громов: Гоголь, конечно, самая яркая фигура из всех. Но, тем не менее, он не один.

Олег Ладыженский: Поэтому, реалистичность обстановки, в которой происходят абсолютно нереалистические вещи — это наследие украинской традиции химерной прозы.

Мария Галина: Вообще это очень интересно. Вот я когда говорила с Федором Сваровским, недавно совсем, потому что у меня были стихи, где совмещается русско-украинский язык, и там вроде бы сами по себе появляются какие-то странные фокусы. И Сваровский тогда сказал очень интересную вещь. Он сказал, что украинский язык позволяет писать на себе о чудесах, разговаривать о чудесах, что вот именно сама языковая структура очень органична, когда речь идет о фантастике, о магии.

Дмитрий Громов: О мифологии.

Мария Галина: О мифологии, да. И мне кажется, что здесь тоже вот это дело даже не всегда в языке, дело в некоем, как Винграновский говорил, «черноземном космосе».

Дмитрий Громов: Середина что ли?

Мария Галина: Некая космогония.

Олег Ладыженский: Может быть.

Дмитрий Громов: Может быть. На сто процентов мы не уверены, мы специально этот феномен не исследовали. Мы в нем живем, а не исследуем.

Мария Галина: Я хотела бы еще попросить Олега прочесть стихи, потому что как бывает у фантастов, Генри Лайон Олди еще известен как поэт. Поэтому я думаю, что это слушателям будет интересно послушать тексты.

Олег Ладыженский: Давайте, я чуть повспоминаю из шестистиший. У меня есть такой блок стихотворений: «Секстеты» — которые в четыре строчки, а в конце две добавочные, как получится.


Повадка лисья закулисья,
На сцене беспредел и пьянка,
В партере лица, будто листья,
И дальше лица, будто пятна.

Театр! Гляжу в тебя со дна.
Иначе вечность не видна.


***

На этой сцене у лжи — котурны,
У правды — пестрый колпак.
Мы все в прицеле литературы,
Литература слепа.

В кого ударит шальная пуля?
Давай, родная. Пали вслепую.


Олег Ладыженский: Когда на «Роскон» уезжали — видимо, Интернета перечитал, такое богемное получилось. Знаете, не вполне высокое, но ничего:


Срифмуй кино-говно, напейся в хлам,
Богема ночью, утром стань амебой,
Завейся спирохетою флэшмоба
И снова жди пришествия бухла.

Ты типа Бог, ты типа андегра…
А в зеркале — все тот же хрен с бугра.


Олег Ладыженский: Еще или хватит?

Мария Галина: Может быть, на какой-то более, как это сказать?

Олег Ладыженский: Мажорной?

Мария Галина: Да, торжественной ноте.


Я не умею о любви -
Беру ненюханную розу
И недочитанную прозу,
Шерше ля фам и се ля ви,

Охапку вздохов на скамейке,
Мгновенья чудного итог,
Аплодисменты шапито
И ужин старенькой семейки,

Потом беру вчерашний суп,
Пасть рокового чемодана,
Колоду карт, где дура-дама,
Валета-блудня тянет в суд,

Крыжовник, от дождя рябой,
Немного страсти, много лени,
И столбенею в удивленье:
Любовь!
Гляди-ка ты! — любовь…




Страницы: 1 2 3