Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Генри Лайон Олди.
Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Генри Лайон Олди. (скачать аудио).
Принимает участие:
Генри Лайон ОлдиПрограмма:
Орбитальная станция
Мария Галина: Добрый день! У нас полевой выезд программы «Орбитальная станция» на Литературном радио. Ведет передачу Мария Галина, как всегда. И у нас сейчас выездная часть программы это интервью с крупнейшими нашими писателями-фантастами, которые приезжают на Роскон. Про Роскон мы уже рассказывали. И сейчас нам очень повезло, потому что у нас у микрофона Генри Лайон Олди. Несмотря на импортный псевдоним, любители фантастики отлично знают, кто под этим псевдонимом скрывается. Это харьковские авторы Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, которые, пожалуй, положили, наверное, начало нашей интеллектуальной фантастике вместе с еще несколькими монстрами. А потому вернемся в начало истории. Какая была первая книжка и как сложилась ее судьба?
Олег Ладыженский: Написания или издания?
Мария Галина: Издания.
Олег Ладыженский: Тогда у нас судьба складывалась трудно. Потому что мы бросили работу в
91-м году и решили, что будем заниматься литературным трудом. Вокруг совершенно бандитское время, все кипит, все изменяется. Я ужасно благодарен этому времени. Оно нам наработало и броню, и мышцы, слава Богу. Ну, шесть лет нас таки не издавали.
Что-то немножко по сборничкам,
что-то немножко по газетам и журнальчикам. Потом мы издали себе первые две книжки, два «покета» за свой счет колоссальным тиражом в 999 экземпляров. Ну, я не знаю, можно ли это считать первыми книжками, но именно так у нас вышли романы «Войти в образ» и «Дорога», и повесть «Живущий в последний раз». Этот крошечный тираж мы возили по конвентам, показывали издателям. Первая книга, которая уже книга, и на полке смотрится серьезно в твердом переплете, авторская это были романы из цикла «Бездна голодных глаз», роман «Дорога». Его нам издали, как это ни смешно, в Барнауле. Мы совершенно случайно по переписке помните, что Интернета в то время еще не было? познакомились с Костей Кайгородцевым, издателем фирмы «Полиграфист», который сказал: «Я
где-то читал в покете ваши тексты, хотел бы их издать». И мы у него издали наши первые реальные три книги. Еще не было тогда никакого «АСТ» с нами, никакого «ЭКСМО». Вот такое было начало.
Мария Галина: А слава сразу свалилась?
Олег Ладыженский: Нет, слава не свалилась. Если не считать известности в узких кругах они на то и узкие я бы сказал, что Олди запомнились и стали, как сейчас модно говорить, брендом,
где-то в
97-м. В
96-м возник бум на отечественную фантастику. А
мы-то уже шесть лет пишем и пишем активно в стол. И вдруг за год у нас выходит девять книг в твердом переплете. И все говорят: «Они за год написали девять книг! Такого не бывает. Они слишком много пишут. Они не умеют работать» и т. д. Вот эти девять книг с ними мы и проснулись относительно известными.
Мария Галина: Олег, а вот этот псевдоним, он сейчас не тяготит?
Олег Ладыженский: Нет. Не тяготит. Мы к нему привыкли, к нему привыкли все. Более того, даже на обложке наших книг, где написано: Олди сзади есть наши фотографии. И рядом написано: «Олди Дмитрий Громов и Олег Ладыженский». Вопросов нету.
Мария Галина: Но возник он как требование моды, потому что тогда была модна импортная фантастика?
Олег Ладыженский: Не совсем.
Мария Галина: Как это получилось?
Олег Ладыженский: Это смешная история. Я, кстати, забегаю сейчас в наше время, потому что у нас есть планы поработать под фамилиями и планы достаточно реальные. Посмотрим, что из этого получится. Это скорее маркетинговые хода. А тогда псевдоним
Первая наша публикация в сборнике
почему-то получилась мы и Катнер, Саймак, Говард. Такая интересная компания.
Мария Галина: Да, очень почетная.
Олег Ладыженский: Мы думаем: «Надо бы взять какой-нибудь псевдоним». Решили, что Громов и Ладыженский длинно, плохо запоминается. Мы не братья Стругацкие, не отец и сын Абрамовы, не супруги Марина и Сергей Дяченко запомнить невозможно. Придумали анаграмму: Олди Олег и Дима. Издатель говорит: «Нельзя, это не псевдоним, это
какая-то собачья кличка. Давайте к псевдониму придумаем инициалы». Поставили Г. Л. Громов и Ладыженский. Издатель вконец озверел и сказал, что ему в
каких-то выходных данных для библиотек надо расшифровывать инициалы. С чего мы на тот момент придумали Генри Лайон? Хоть убей, не помню. То ли это были опорные согласные наших фамилий. ГР Громов, ЛН Ладыженский. То ли в то время мы читали, что был такой герцог Генрих Лев, с Барбароссой воевал. Чего мы на нем зациклились? Не помню. Так оно осталось и вот уже много-много лет и стоит.
Мария Галина: Вы основоположники определенного фантастического направления, насколько я знаю. Вот можно его
как-то охарактеризовать, скажем так?
Олег Ладыженский: Я, честно говоря, не знаю, основоположники ли мы? Это сложно. Мне кажется, что в этом направлении работали некоторые писатели, скажем, Желязны, если брать только фантастику.
Мария Галина: «Бог света»?
Олег Ладыженский: Да не только «Бог света», а много чего. И «Остров мертвых», и «Тот самый бессмертный»
Когда у нас возникла издаваемая ситуация, нам говорят: «Назовите направление, в котором вы работаете». Мы почесали в затылках и придумали словосочетание «философский боевик», которое для нас олицетворяло совмещение несовмещаемого. То есть философский это наличие действия внутреннего, боевик это наличие действия внешнего. Вот до сих пор и пытаемся работать в этих рамках.
Мария Галина: Давайте мы обратимся ко второй половине нашего автора, к Дмитрию Громову. Дима, вот лично мне определение «философский боевик» не очень нравится. Мне кажется, что это для публики, для внешнего бренда. Я бы, наверно, назвала это мифоэпос.
Дмитрий Громов: Нас уже обозвал в свое время
кто-то из критиков, не помню конкретно кто: мифологический реализм эпохи постмодерна.
Мария Галина: О, вот это уже для слушателей Литературного радио. Потому что боевик, ну, понятно что такое. Ну, в последних ваших вещах нету никаких, извините меня, элементов боевика. Ну, давайте смотреть правда в глаза. Скажем, «шмагийский» цикл, ну, какой там боевик?
Дмитрий Громов: Да, вполне себе.
Олег Ладыженский: У нас разные взгляды на проблемы боевиков.
Дмитрий Громов: Боевик это не обязательно, когда всю дорогу рубятся или стреляют. Любое внешнее действие, яркие события попадают под это дело. К примеру, голливудский фильм «Клеопатра» считается боевиком. А там, между прочим, сражений, если есть десять процентов от фильма, то хорошо.
Мария Галина: Ну, просто опять же, может быть, его просто обозвали боевиком, чтобы публика ходила. Но блокбастер и есть блокбастер.
Олег Ладыженский: Ну, и хорошо.
Мария Галина: Давайте вернемся
все-таки вот к этому красивому и сложному определению.
Дмитрий Громов: Мифологический реализм эпохи постмодерна.
Мария Галина: И попробуем его расшифровать.
Дмитрий Громов: Во-первых, мы зачастую использовали сюжеты, канву древних мифологий, но это не главное и не единственное. Дело в том, что мы вообще сейчас живем в эпоху тотальной мифологии. Все, что у нас происходит, что нас окружает, включая как историю, так и день сегодняшний в большой степени это мифология. Идет и имеет место быть мифологизация общественного и личного сознания людей. Мы оперируем некими мифами, причем даже в области, к примеру, того же финансового кризиса. Мифология кризиса значительно мощнее, чем сам кризис. И мифологизация истории значительно мощнее, чем реальные факты. Любой историк знает, что Чапаев не тонул в реке Урал, а был перевезен на другую сторону, где умер от ран. Был похоронен. Могила его известна. В
40-х годах было наводнение и ее затопило. Можно сказать, что он посмертно утонул. А так
Но, тем не менее, все смотрели фильм братьев Васильевых и уверены, что так оно и было. Большинство людей. И ничем эту уверенность не вышибешь. Такие же примеры можно привести и с Александром Невским, и с Сусаниным. Полно мифологии, и сегодняшний день не исключение. Так вот, если этими мифами оперировать сознательно, иногда выдавая за них реальные исторические факты, которые будут восприниматься, как мифология; плюс оперирование действительно мифологией древнеиндийской, древнегреческой, китайской, японской, ближнего востока
Этим мы и занимались, используя элементы мифов, даже целые эпосы в своем творчестве. Плюс мифологизация мышления. Если на ее основе строить сюжет в художественной литературе я считаю, это нормально. Когда людям пудрят мозги, выдавая это за реальность это, наверное, не есть хорошо. А когда это используется именно как художественный прием, и мы изначально пишем в книге, в которой к тому же еще написано, что это фантастика мы никого не обманываем. Зато можно раскрутить очень интересные вещи: психологические нюансы, ассоциации, философские мысли, обобщения. Мы стараемся давать более-менее реалистическую картину, писать правдоподобно, а еще лучше правдиво. Стараемся изучать материал, с которым работаем будь он современный, мифологический, исторический
Чтобы это все можно было потрогать, пощупать, ощутить на вкус, вплоть до того, какие ботинки тогда носили. И это важно для сюжета и идеи, а не просто как антураж. Постмодерн? на самом деле мы не считаем себя постмодернистами. Но некие элементы постмодерна используем. В идеале постмодерн как можно более мелкое дробление чужих наработок, чужих культурных элементов, дробление и создание на этой основе собственного произведения. Мы же
все-таки стараемся создавать свое, но при этом пытаемся, насколько это получается,
все-таки работать в контексте мировой культуры. Поэтому аллюзии, отсылки прямые или косвенные, закавыченные или раскавыченные, цитаты от Гомера и Булгакова до современного фильма
Это знаковые вещи, они вызывают у читателя нужные ассоциации. Но опять же мы этим стараемся не злоупотреблять. Потому что если у человека иной культурный багаж это не должно мешать воспринимать книгу. Так создается дополнительный смысл для того, кто знает, но не теряется основной для того, кто не знает. Вот, пожалуй, это и есть такая длинная нудная расшифровка мифологического реализма.
Мария Галина: То есть это похоже на Умберто Эко «Имя розы», когда читатель не слишком сведущий, не зная всю вот это вот культурную подоплеку, видит в этом детектив и острый экшн, а культурный читатель наслаждается
какими-то более сложными и тонкими элементами?
Дмитрий Громов: Мы здесь не первые и не последние. Те же братья Стругацкие пользовались этим приемом, тот же Желязны, о котором говорил Олег, пользовался. Очень много кто из писателей, причем не только фантастов и даже, может быть, не столько фантастов.
Мария Галина: Я бы сказала, что у вас скорее генезис от Лайоша Мештерхази. «Загадка Прометея», да. Одна из таких совершенно революционных в свое время была вещей.
Олег Ладыженский: И это тоже. Мы этот генезис можем и от Лао Шэ провести «Записки о кошачьем городе», и от Алексея Толстого. Не назову их учителями, но это люди, чье творчество на нас сильно повлияло.
Страницы: 1 2 3