Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Михаил Успенский.

Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Михаил Успенский. (скачать аудио).

Принимает участие: Михаил Успенский

Программа: Орбитальная станция


Мария Галина: Мы продолжаем нашу передачу «Орбитальная станция». И мы находимся в полевых условиях на Росконе, и сейчас у нас в гостях известный фантаст Михаил Успенский, красноярский фантаст, который, собственно говоря, известен нам как автор культовых для современного фэндома и для большей части мыслящего российского человечества романов — и сольных, и в соавторстве с Андреем Лазарчуком. «Посмотри в глаза чудовищ» — роман, который, принес известность творческому союзу Лазарчук-Успенский. Это первый был вообще опыт совместной работы?

Михаил Успенский: Да.

Мария Галина: А как вообще пришла тогда идея Гумилева использовать в качестве героя фантастического романа? Тогда это казалось, что это очень революционно и даже провокационно до какой-то степени. Помню, как возмущались люди, что как же так, мол, Гумилев, значит, у вас герой авантюрного романа, все такое. Помню, что были какие-то упреки, что, вот придумали, посмертную биографию Гумилеву.

Михаил Успенский: Почему всякие пакости можно писать об инцесте, там, сына с матерью? А помечтать о том, что любимый поэт остался жив — это уже западло считается. Это глупость, по-моему, полная.

Мария Галина: Надо сказать, когда я первый раз читала этот роман, очень многих тонкостей и игры я не поняла. Там очень много всяких, как это сказать, ну, приколов — не приколов, человек, знающий эту среду, эту фантастическую тусу, там найдет очень много знакомых персонажей, отсылок к ситуациям, известным внутри фэндома.

Михаил Успенский: Ну, мы примерно полгода начитывали, в общем, все, что на тот момент было издано о Гумилеве. Вообще у нас идея была эту книжку издать в серии «ЖЗЛ» с такими фальсифицированными фотографиями.

Мария Галина: Это то, что потом Арбитман проделал со своим «Президентом».

Михаил Успенский: Да.

Мария Галина: То есть посмертная жизнь Гумилева.

Михаил Успенский: Фигура эта очень подходит. Все началось это с того, что я прочитал «Маятник Фуко» Умберто Эко и вдруг обнаружил, что там нет ни одного факта, которого я бы не знал раньше. И такой, так сказать, наш ответ лорду Керзону задумал. Пошли мы с Лазарчуком за грибами, поскольку, значит, собирание грибов есть сакральный акт. Пошли мы еще на гору, где поселение древнейших людей было. Подъем на гору тоже сакральный акт. И как раз тогда нам пришла в голову, значит, эта идея всю оккультную историю двадцатого века изложить. И стали мы думать — кого сделать героем. Значит, перебирали и Леонида Андреева, и более мелких персонажей того времени. И вдруг Лазарчуку счастливо пришел на ум Гумилев, и все выстроилось мгновенно. Эта фигура все объединяла, и…  Во-первых, начнем с того, что сестра Гумилева была убеждена, что он жив.

Мария Галина: Кто-то его видел в трамвае, да? Было что-то.

Михаил Успенский: Зенкевич якобы его видел. Ну, это достаточно такой мистический взгляд был у Зенкевича. Но, в общем, были и такие удивительные судьбы в то время. То есть для Николая Гумилева это был, в общем-то, способ решить многие проблемы его жизни.

Мария Галина: То есть исчезнуть.

Михаил Успенский: Да. Почему нет? Вот, и нам не показалось это ни кощунственным, ни натянутым, ни…  И просто, в первую очередь, это образ героя, которого не хватает, никогда не хватает в литературе. Безупречный совершенно человек. Ну, может, по женской части там, мастак больше нормы. Ну, так это никогда на Руси в укор не считалось.

Мария Галина: Это скорей достоинство, чем недостаток.

Михаил Успенский: Да. Вот, нет, мы нисколько не пожалели, что взяли этого героя. И ничего в этом страшного не видим.

Мария Галина: Вообще, этот роман, может быть, наряду с недооцененным «Эфиопом» Бориса Штерна, замечательным совершенно романом, да, лег в основание современной русской фантастики.

Михаил Успенский: Да, «Эфиоп» вот… Мы же ничего, — ни мы со Штерном не разговаривали, ни он с нами на эту тему. Вдруг и у него появляется.

Мария Галина: Тоже роман про Гумилева.

Михаил Успенский: Да.

Мария Галина: И тоже такой достаточной чудной и тоже очень постмодернистский. Вообще, наверное, вы первые люди, которые в фантастику привнесли то, что теперь называют этим уже затертым достаточно словом, да «постмодернизм"…

Мария Галина: Все эти истории про Анненербе и страшные базы на полюсе.

Михаил Успенский: Потом это пошло косяком.

Мария Галина: Да.

Михаил Успенский: Во многом мы были действительно первопроходцами. Вот сейчас ее переиздавать думают, трилогию эту.

Мария Галина: Если говорить о внедрении героев живых и полнокровных, исторических, в некую фантастическую, выдуманную достаточно среду, по-моему, это тоже одна из первых была книжек такого рода. Наверно, только Пелевин со своим Чапаевым. Но там немножко как бы сказать, более абстрактно.

Михаил Успенский: Нет, конечно, у него никакой не Чапаев.

Мария Галина: На самом деле нет. Но, в принципе, а как вообще пришла в голову идея Дмитрию Быкову стать как бы Гумилевым и написать стихи для Черной Тетради?

Михаил Успенский: Это произошло так. Я привез распечатку примерно половины романа в Москву и рассказал о замысле Вите Шендеровичу. А Шендерович говорит: — «А стихи у Гумилева у вас будут?» Я говорю: — «Да, мы уж старые стихи-то писать, отец мой». Вот. Он говорит: — «А я знаю, кто может написать — Быков». Так я сходил в редакцию «Собеседника», познакомился с Быковым. Дружим мы по сей день. И, в общем, оказали друг другу взаимную услугу. Он получил бесплатный сборник стихотворений с большим тиражом.

Мария Галина: Стихи из Черной тетради?

Михаил Успенский: Да. Там же написано, что авторы благодарят Дмитрия Быкова. Кто умный — тот догадался.

Мария Галина: Очень интересно, что Штерн же тоже параллельно просил своих знакомых поэтов написать стихи для «Эфиопа». И там как раз в качестве одного из поэтов был Женя Лукин. И там его тоже самые знаменитые стихи о красном флаге над райисполкомом. То есть очень интересный такой, какой-то неожиданный возник параллелизм. «Посмотри в глаза чудовищ», по-моему, получил тогда «Интерпресскон» и «Бронзовую улитку».

Михаил Успенский: Да. И «Эфиоп» тоже немало чего получил.

Мария Галина: «Эфиоп», получил-то много чего. Но как-то он остался чуть-чуть в тени, мне кажется, и это грустно. А второй у вас роман того же цикла — это «Гиперборейская чума»? Но там, насколько я знаю, немножко другой замысел, там другие герои.

Михаил Успенский: Там другие. Ну, так косвенно связано это.

Мария Галина: Всех, кто пишет вдвоем, задолбали уже вопросами — как вы пишете вдвоем. Но мне кажется, что «История про Белого Царя», там где «Отпусти, однако, народ мой» — это именно твоя придумка.

Михаил Успенский: Ну, где-то я там больше, где-то нет. А вообще мы вот первые две книги писали вдвоем — то у него, то у меня, пока Андрей жил в Красноярске. Обычно мы рассказываем, что нам сделали компьютерные умельцы даблдеку — мы в четыре руки работали за компьютером. Вот, а третью книгу уже мы просто всю проговорили, распределили. И я писал свой кусок, они — свой.

Мария Галина: Последние две твоих книжки … самые последние — это «Три холма, охраняющие Край Света».

Михаил Успенский: Да. Ну, она как-то так прошла.

Мария Галина: Ну, я бы не сказала, что она прошла незамеченной. Может быть, просто, как сказать, она слишком оказалась близка к правде. Потому что вот она предвидела некие грядущие перемены, да, и вот какие-то … предчувствие катастрофы в ней было очень заметное.

Михаил Успенский: Нет, ну мне вот смешно слышать «предвидела перемены». Сразу вспоминается анекдот, как чукча сидит на ветке и пилит ее. Ему говорят, ты шлепнешься. Он шлепается и говорит: «а ты колдун, однако». Вот примерно также и предсказание.

Мария Галина: Тогда все же казалось, что это, как сказать, слишком пессимистические прогнозы. Помню, у Володи Ларионова по поводу «Трех холмов» было очень хорошее замечание, что человечество почувствовало, что оно задыхается в нынешних своих границах, и что вот у тебя там некий предел, да, за который можно выйти. Это не космос, да, как вот сейчас любят говорить, нет, некое, да, другое измерение. Но все равно чувствуется, насколько страшно и насколько тесно человечеству, и насколько оно от этого начинает бузить, в общем-то.

Михаил Успенский: Ну это и была, в общем, основная такая <идея>.

Мария Галина: Ага. И есть вот этот второй, разделенный народ, который там тоже видимо не очень. Вообще получается, я тебе рассказываю идею твоей книжки.

Михаил Успенский: Нет. Ну, посмотри, вот придумали башмаки с колесиками. Вот сейчас. Катается девушка перед нами. Двадцать лет назад приняли бы их за сумасшедших, ребят с этими колесиками. Кто бы додумался башмаки с колесиками? Вот поэтому и…  Вот последний роман у меня просто о том, как мир сошел с ума с точки зрения нормального человека.

Мария Галина: То, что я слышала, то, что я читала у Быкова — он говорит, что жизнерадостный, в общем-то, и добродушный, веселый Успенский написал такую мрачную, страшную и совершенно не смешную вещь, что это, в общем, вопль отчаяния.

Михаил Успенский: Ну, может быть.

Мария Галина: Но тут говорить пока рано, потому что она еще не вышла. А называется она…

Михаил Успенский: «Райская машина».

Мария Галина: «Райская машина»? И она выходит в «ЭКСМО» там же, где у тебя все остальное вышло? И уже вот-вот, насколько я знаю — где-то февраль-март.

Михаил Успенский: Да, нет, к маю, скорей всего.



Страницы: 1 2