Авторская программа Сергея Арутюнова «Допрос с пристрастием». Гость программы — главный редактор журнала «Новый мир» Андрей Витальевич Василевский.

Авторская программа Сергея Арутюнова «Допрос с пристрастием». Гость программы — главный редактор журнала «Новый мир» Андрей Витальевич Василевский. (скачать аудио).

Принимает участие: Андрей Василевский

Программа: Допрос с пристрастием


Сергей Арутюнов: Вот в этом стихотворении Вам светит Лермонтов: «И в мире новом друг друга они не узнали».

Андрей Василевский: Да, возможно.

Сергей Арутюнов: Это перефраза.

Андрей Василевский: Да. То есть, на самом деле у меня напечатано-то на бумаге для публики не очень много стихотворений, вот. Но я думаю, что если я, я-то знаю, что у меня как бы лежит в столе. В компьютере точнее. Какой стол?! В компьютере лежит. Я думаю, что если взглянуть на это вот так целиком, то там в моих стихах можно увидеть сразу несколько вот этих самых голосов, да, типологических, вот разных возможностей построения стихотворения, разных интонаций, разной речи, да. И я ловил себя на том, что я иногда как бы вот из этого поэтического воздуха просто вот ловлю, беру что мне надо. Вот в этом случае мне нужны такие-то приемы, такие-то интонации, а вот в этом случае мне нужно как бы вот совсем иначе организовать стихотворение.

Сергей Арутюнов: Хороший органист всегда знает, какую педаль нажать.

Андрей Василевский: Вот, вот. И, в общем, я никогда не смущался, если, скажем, там одно стихотворение, да, абсолютно по поэтике своей, по конструкции своей абсолютно вот не имеет ничего общего как бы с тем, что я вчера там написал стихотворение, да. То есть, каждый раз я стараюсь решать какую-то вот конкретную задачу, используя те возможности современной поэзии, которые мне в данном случае нужны. Вот, например, вот совсем иначе построенное стихотворение. Тоже тут нужна такая ремарка, что вот в мае месяце исполнилось сто лет со дня рождения моего отца.

Сергей Арутюнов: Дневники которого публикуются.

Андрей Василевский: Вот такое стихотворение.


* * *

отец родился в восьмом году
в империи которой нет
потом он долго жил в стране
которой тоже нет
он умер в ней
он умер с ней
ему сто лет
и я живу
которой тоже скоро нет

и в этом есть
что-то неправильное
метафизически порочное
мир слишком долго идет к концу
и если ему не помочь
люди с песьими головами
успеют порыться в наших костях


Вот как бы это другой совершенно способ высказывания.

Сергей Арутюнов: И в этом есть что-то неправильное. Вдруг переход регистра и так далее.

Андрей Василевский: Да. Да.

Сергей Арутюнов: Ну, вот «хищник смотрит на чужого, чужой на хищника». Это какое-то сваровское начало вроде бы, да.

Андрей Василевский: Да-да.

Сергей Арутюнов: Но это концовка.

Андрей Василевский: Да, вот. Так что я же вот на самом деле в каком-то смысле, ну, не молодой поэт, да, но нечто вроде. Потому что у меня был слишком большой перерыв. Я же когда-то, ну, вот в молодости, я учился в Литинституте, там я стихи писал, там все-все-все, получил корочку об окончании Литинститута.

Сергей Арутюнов: Ну, да.

Андрей Василевский: Да. И лет на двадцать, значит, прекратил это баловство, занимался другими делами — там литературной критикой, вот. И буквально только вот последние, допустим, года два вдруг что-то во мне ожило и настоятельно так вот потребовало снова вот воплотиться в какие-то внятные-внятные слова на бумаге.

Сергей Арутюнов: В студии «Литературного радио» поэт Андрей Василевский. Я когда Вас читаю, я вдруг вижу фигуру человека — не знаю, это вот такая метафизика — я вижу высокую фигуру в длиннополой одежде, которая ступает по болоту с длинным шестом. Вот этот переход регистров связан у меня с перехождением кочек. Вот одна, другая, третья и потом какая-то пауза. Ведь это поиск глазами какого-то следующего островка, на который можно ступить, не нарушив при этом какой-то экологии внутренней. Внутреннее, бережливое, балансирующее сознание бережет Вас от крайностей, на которые идет молодая поэзия. Вот, кстати, говоря, молодая поэзия, которую сейчас коллекционируют многие, она мне напоминает, тоже такая вот дурацкая и, в общем, примитивная метафизика, но какой-то вот евроремонт, который сделан молдавской бригадой. Вот это большие, свежие, чистые комнаты. Евроремонт, который сделан в почтенном старом доме, в общем-то, русской лирики. Там верно положены бордюры, там есть какие-то отделочные элементы, они все очень пригнаны. Но мы знаем, что через полгода там потечет, эти бордюры отклеятся, придется менять плинтуса, приклеивать заново этот пластик. Потому что дом — старый дом, он не может терпеть вот этой наглости — вот взяли, да, и приклеили просто на что там — на ПВХ. Каким клеем сейчас приклеивают этот пластик к старой дранке, окровавленной, где столько голов разбито? Вот поэтому я склонен относиться с должной долей отстранения к молодым опытам, потому что все это, конечно, пока очень неустойчиво. Но Вы-то знаете, как ходить по болотам.

Андрей Василевский: Ну, не уверен, не уверен.

Сергей Арутюнов: Поэзия школы неуверенности, да.

Андрей Василевский: Вот. Да, если бы я знал, как ходить по болотам, я бы шел гораздо быстрее.

Сергей Арутюнов: А Вы чувствуете, что эта скорость осторожная и приглядывающаяся к…?

Андрей Василевский: Да, да, безусловно.

Сергей Арутюнов: Вы бы не хотели форсировать что-то, вот пробивать как-то вот эту инерцию пространства? Вообще, то, с чем мы имеем дело, это ведь как вечный анахронизм. Потому что в язык медленно рекрутируется новые термины. И увлекаться ими, в общем, мало проку.

Андрей Василевский: Ну, в общем, да. Тут ведь какая еще проблема? Это я уже не на Ваш вопрос отвечаю, это я просто, поскольку мы разговариваем.

Сергей Арутюнов: Правильно, правильно.

Андрей Василевский: Я начинаю вслух, да.

Сергей Арутюнов: Да, обязательно. И только так.

Андрей Василевский: Вот. То есть, мы вот говорим, допустим, там поэзия, поэзия, да, так, как если бы это был один всем понятный как бы вид деятельности художественной. Я сейчас даже не про поэтики и языки говорю, а про вот вид деятельности, да.

Сергей Арутюнов: Да, я понимаю.

Андрей Василевский: Вот. То есть, например, вот возьмем сравнение, скажем, сначала с музыкой, потом с наукой, да.

Сергей Арутюнов: Угу.

Андрей Василевский: Вот, возьмем музыку, да.

Сергей Арутюнов: Два сравнения, прекрасно!

Андрей Василевский: Существует ли современная музыка? То есть с одной стороны, как бы ответ да — как же ее может не быть, когда мы, ну, вот мы знаем, что она есть. А с другой стороны можем ли мы ее описать в целом? Сказать — современная музыка, она … и мы ничего не сможем дальше продолжить. Потому что…

Сергей Арутюнов: Она делается слишком многими способами.

Андрей Василевский: Вот. Потому что никакой современной музыки вообще не существует. А есть много музык, которые очень четко, ну, так сказать, более-менее ясно отделены друг от друга, да. То есть филармоническая музыка, какая-то там авангардная, есть там этно, есть там рок, есть джаз, есть, ну, Бог знает, сколько там еще можно перечислять. И современный композитор, когда он начинает писать музыку, он не может написать просто музыку. Он уже в тот момент, когда он сочиняет, это становится какой-то определенной музыкой, принадлежащей какому-то сегменту современной музыки, да. То есть, любая музыка сегодня, она очень четко маркирована — это из какой области, да, вот, из какой это вот страты. И всем понятно, что бессмысленно говорить, кто лучше композитор такой-то, который пишет филармоническую музыку или вот джазовый композитор, да. Никто из них не лучше, не хуже. Они делают разное дело. Возьмем сравнение с наукой. Вот мы знаем — есть фундаментальная наука, там люди занимаются понятно чем; есть прикладная наука, да, вот это другой вид деятельности, связанный, значит, с фундаментальной, но это другой вид деятельности; и есть научпоп — научная популяризация, то есть, когда человек, сам ничего не открывая, не создавая, да, но он переводит для многих и многих людей открытия других людей во что-то понятное, внятное, рассказывает, популяризует. Это не значит, что фундаментальная наука — это всегда лучше, чем научпоп, да. В научпопе, может быть, очень талантливый, замечательный популяризатор, автор, а в фундаментальной науке может работать полный дуб, да, и только мешаться, и занимать там место, да.

Сергей Арутюнов: Кстати, вот эта периодизация мне очень нравится. Я бы применил ее к поэзии обязательно.

Андрей Василевский: Вот. То есть, ну, понятно, если мы начнем подставлять имена, то это все будет очень условно, да. Это можно спорить. Ну, условно, вот давайте так, в порядке бреда, да, вот скажем, что фундаментальная наука, вот как вид деятельности в поэзии это, допустим, Чухонцев, и…  а, допустим, даже Горалик, несмотря на всю их разность. Потому что это люди, которые мучительно пытаются выговорить что-то, что-то открыть, что-то…

Сергей Арутюнов: Я бы сюда добавил покойного Айги.

Андрей Василевский: Вот.

Сергей Арутюнов: Типичный фундаменталист.

Андрей Василевский: Да. Ну, понятно, тут мы. Дело не в этом, да.

Сергей Арутюнов: Соснору. Вот этот клан, да.

Андрей Василевский: Да, да.

Сергей Арутюнов: Это люди, которые настолько пустились в непонятное и неизведанное, что их сейчас просто за хвост невозможно поймать. Никто не понимает, куда они ушли.

Андрей Василевский: А вот, скажем, Анна Русс и Сваровский, я бы сказал, что это прикладная наука. Вот мотивировать мне это трудно, но интуитивно это так.

Сергей Арутюнов: Да, очень может быть.

Андрей Василевский: То есть, какие-то, видимо, есть тоже в поэзии разные в принципе виды деятельности. Хотя мы называем все это поэзия, поэзия, как будто это было бы что-то понятное и одно и то же.

Сергей Арутюнов: Хорошо, что мы подставили не все имена, потому что дальнейшая периодизация, она бы привела… Андрей Витальевич, либо читайте еще, либо я вас еще что-нибудь спрошу.



Страницы: 1 2 3