Авторская программа Светланы Буниной «Частная коллекция». Банальность зла (женская мысль в ХХ веке). Х. Арендт — С. Вейль — м. Мария (Кузьмина-Караваева).

Авторская программа Светланы Буниной «Частная коллекция». Банальность зла (женская мысль в ХХ веке). Х. Арендт — С. Вейль — м. Мария (Кузьмина-Караваева). (скачать аудио).


Программа: Частная коллекция


Вы слушаете программу «Частная коллекция». Продолжаем разговор о женской мысли в ХХ веке. И следующим человеком, мыслителем, о котором я буду говорить сегодня, станет Симона Вейль. Не передать словами, какую радость испытываю я, видя новую книжечку Симоны Вейль на прилавках наших книжных магазинов. Эта книга называется «Тяжесть и благодать». Она появляется всего лишь второй из всего, что было сделано Симоной Вейль (второй в нашей стране, на русском языке). Первой была книга «Укоренение», изданная киевским издательством «Дух и литера». И вот — «Тяжесть и благодать». Книга мыслителя, которого лучшие умы ХХ века считали источником света. И, как кто-то сказал про неё, — я уже, к сожалению, сейчас не помню, кто, но это сравнение основано на её собственном образе: «Она была хлорофилом, который питается чистым светом и не нуждается ни в чем, кроме этой способности».

Симона Вейль — современница Ханны Арендт. Она была участницей французского Сопротивления. Она была также религиозным философом, мистиком, богословом … богословом вне церкви. Вейль умерла в возрасте тридцати четырёх лет, в сорок третьем году — умерла от истощения (у неё остановилось сердце). А истощение было вызвано тем, что Симона Вейль, которая никогда не отделяла свою философию от своей жизни, не могла есть больше, чем ели люди на оккупированных фашистами территориях. Она свела свой дневной рацион к тому пайку, который получали люди в оккупированной Франции. И это стало причиной её гибели. Слабое здоровье — Симона Вейль была туберкулёзницей на тот момент, и сердце было у неё совсем не крепким — слабое здоровье Симоны Вейль не выдержало этого испытания. При жизни эта удивительная женщина, которую Камю называл «единственным великим умом нашего времени», а Элиот говорил о её гениальности сродни гениальности святых, не издала ни одной книги. Зато после смерти вышло пятнадцать (!) томов её трудов, среди которых: «Наука и восприятие у Декарта», «Лекции по философии», «Предвосхищение христианства в Древней Греции», «Укоренение», «В ожидании Бога»…

Мысль Симоны Вейль совершенно бескомпромиссна — и интересна, особенна именно этой своей бескомпромиссностью, которая выражается не только в уникальной неженской последовательности, силе, но и в удивительной нравственной напряжённости, сильнейшей нравственной напряжённости. Симона Вейль прошла через увлечение марксизмом и анархизмом, она воевала в Испании, именно там разочаровалась в марксизме и писала об этом потом. Но главной темой её работ был Бог, человек перед Богом. Симона Вейль стала католичкой, но католичкой вне церкви — она не крестилась. Это было её принципиальное решение, связанное с тем, что она хотела быть вместе с обезбоженным миром… с людьми, которые чувствуют себя отвергнутыми. Она хотела собой заполнить брешь между Христом и нехристианами, среди которых — она была в этом убеждена — очень много нравственных людей, и они, сами не зная того, выполняют христианские заповеди. Вейль пыталась показать, что Бог общается со всеми, став заступницей для этих людей. В этом уникальность её пути.

Симона Вейль в какой-то момент, будучи уже преподавателем философии (она была блестяще образованным человеком), вдруг пошла работать на литейный завод и проработала там год. Ей действительно было нужно это — для того чтобы понять, в каких условиях работают простые люди. И она говорила потом, что этот год навсегда лишил её молодости и здоровья. Но после этого года была написана её прекрасная книга «Укоренение», книга о том, что чувствует человек, вписанный в равнодушный к нему урбанистический мир… человек, занятый на производстве и совершено забывший об истоках, корнях, метафизическом смысле своего существования. Симона Вейль рассказывала о том, как вернуться к этим истокам.

Когда-то я услышала про жестокий эксперимент. Этот эксперимент производился на крысах. Часть из них посадили в клетку, где создали нормальные, необходимые для них условия: их хорошо кормили, за ними ухаживали. Вторую часть крыс посадили рядом, в соседнюю клетку, и с ними обращались очень плохо. И вот, когда крысы во второй клетке начали умирать, те крысы-соседи, которые, казалось бы, должны были себя чувствовать вполне благополучно, начали вести себя по-разному. Большинство из них — подавляющее большинство — действительно испытывало радость от своего существования. Но некоторые не могли есть и пить, видя то, что происходит в соседней клетке. Это совершенно удивительно, потому что это показывает, как на самом деле связано всё живое — все живые организмы связаны между собой, но не все осознают эту связь. Симона Вейль была одной их тех, кто всегда, как мне кажется, слышал биение этого общего мирового сердца, — и поэтому она во многих отношениях остаётся совестью культуры ХХ века.

Читаем Симону Вейль, фрагменты из книги «Тяжесть и благодать». «Добро и зло. Реальность. Добром является то, что делает людей и вещи более реальными, а злом — то, что у них реальность отнимает». Действительно, давайте задумаемся: оттолкнёмся от точки абсолютного зла, от смерти. Смерть отнимает реальность существования. Но и реальность мысли, реальность чувств. Всё, что отнимает у человека его единственность, реальность чувств, действительно есть зло. «Монотонность зла: ничего нового, здесь все равноценно. — Пишет Симона Вейль. — Ничего реального, здесь все мнимое. Из-за этой мнимости столь важную роль играет количество. Много женщин (Дон Жуан) или мужчин (Селимена) и т.д.  Обреченность на дурную бесконечность. Это и есть ад». Обратите внимание, насколько оригинальна мысль Симоны Вейль, насколько яркими и неожиданными ходами она движется. И главное — как этот удивительный философ не соглашается на обыденность мысли, на снижение мысли. Её мысль всегда устремлена вверх, как стрела.

«Там, где дух перестает быть началом, он перестает быть и концом. Отсюда — тесная связь между коллективной «мыслью» во всех ее формах и утратой смысла, утратой уважения к душам. Душа — это человеческое существо, которое мы рассматриваем как обладающее самоценностью. Любить душу женщины — значит думать об этой женщине вне связи со своим собственным удовольствием и т.д.  Любовь больше не умеет созерцать, она хочет лишь обладать (исчезновение платонической любви)», — пишет Симона Вейль…

Вот ещё одна запись из книги Симоны Вейль, основанной на её марсельских тетрадях. Подчеркиваю, это книга фрагментов, это не целостное исследование — и составлена она была уже после смерти автора. Но как важно то, что сказано в этих фрагментах! «Ближнему следует помогать не ради Христа, но через Христа. Пусть наше «я» исчезнет таким образом, чтобы Христос через посредничество нашей души и нашего тела помог ближнему… Христос принял страдание не ради Отца. Он страдал ради людей по воле Отца… Не идти к ближнему ради Бога, но быть направленным к ближнему Богом — как стрела направляется к цели лучником», — пишет Симона Вейль. И вот слова, которые показывают, насколько прозрачны были страдания в её собственной жизни: «Чистота — как таковая — абсолютно неуязвима в том смысле, что никакое насилие не сделает ее менее чистой. Но она бесконечно уязвима с том смысле, что любое прикосновение зла заставляет ее страдать, что любой грех, коснувшись ее, превращается в ней в страдание».

И, конечно, не могу не вспомнить фрагмент из знаменитого «Письма клирику» — письма к церковнику, где Симона Вейль говорит о необходимости критической независимой мысли внутри церкви («Письмо клирику» входило в первую книгу Симоны Вейль на русском, в книгу «Укоренение»). «Нет лучше средства ослабить веру и распространить неверие, чем ложная мысль о том, что мышление к чему-то обязано. Когда на мышление при выполнение его собственных функций накладывают какие-либо обязанности, кроме одного лишь внимания, — это удавка для души. Для всей души, не только для мышления!…. Законодательная власть Церкви в делах веры хороша лишь в той мере, в которой она подчиняет мышление определенной дисциплине внимания. А также и в том, что она препятствует мышлению самочинно вторгаться в неподвластную ему область Таинств….. Эта власть безусловно зла, когда она препятствует мышлению в исследовании таких истин, которые ему свойственны, использовать с полной свободой свет, разливающийся в душе, когда она созерцает с любовью. Полная свобода в своей сфере для мышления существенно важна. Мышление должно или действовать с полной свободой, или умолкнуть. В сфере мышления Церковь не обладает никакой законодательной властью; и поэтому, в частности, когда дело касается доказательств, ссылаться на ее догматические утверждения незаконно… Везде, где удушается мысль — там индивидуальность подавляется социальным организмом, который имеет тенденцию стать тоталитарным. Церковь, особенно с 13 века, положила начало тоталитаризму. По этой причине она несет свою долю ответственности за современные события. Тоталитарные партии сложились по закону действия механизма, аналогичного церковному применению анафемы. Эта форма и способ ее применения мешают Церкви быть католической иначе, как только по имени», — пишет Симона Вейль…

Хочу привести также несколько фрагментов из маленького эссе, написанного о Симоне Вейль Сюзен Зонтаг. Здесь — та связь, которая обнаруживается между мыслящими женщинами ХХ века, между всеми теми, кто в ХХ веке мыслит и не боится быть одиноким. Это раннее эссе Сюзен Зонтаг. Мне кажется, позже она писала уже несколько иначе, может быть, менее категорично. Но это эссе по-своему совершенно замечательно. Итак, фрагменты из эссе Сюзан Зонтаг.

«Культурные герои нашей либеральной и буржуазной цивилизации — антилибералы и антибуржуа, - пишет Сюзан Зонтаг. -Бывают эпохи слишком сложные, слишком оглушенные разноречивостью исторического и интеллектуального опыта, чтобы прислушаться к голосу здравомыслия. Все здравое выглядит тогда соглашательством, трусостью, враньем… Правду в наше время измеряют ценой окупивших ее страданий автора … Такие писатели, как Кьеркегор, Ницше, Достоевский, Кафка, Бодлер, Рембо, Жене и Симона Вайль — не были бы для нас авторитетами, не будь они больны. Болезнь обосновывает каждое их слово, заржает его убедительностью. Может быть, некоторым эпохам нужна не истина, а более глубокое чувство реальности, расширение области воображаемого».

«Жизнь одних — образец, других — нет, — пишет далее Сюзан Зонтаг. — Но и среди образцовых жизней одним хочется подражать, а на другие смотришь с отстраненностью, жалостью и восхищением. Коротко говоря, есть герои, а есть святые (если понимать последнее слово в смысле не религиозном, а эстетическом). И вот такой — столь же абсурдной в перехлестах и масштабе самокалечения, как у Клейста или Кьеркегора, — была жизнь Симоны Вейль. Я думаю о фанатическом аскетизме ее жизни, ее отказе от радостей и счастья, о высоких и смешных политических выходках, изощренном самоуничижении, неустанной погоне за бедой, вспоминаю ее бездомье, ее физическую нескладность, мигрени, туберкулез. Никто из любящих жизнь не захочет подражать ее мученической обреченности и не пожелает этого ни детям, ни близким. Но все, кто ценит нешуточность не меньше жизни, перевернуты и воспитаны ее примером. Воздавая подобным жизням уважением, мы признаем, что в мире есть тайна, а тайна это как раз то, что непреложное обладание истиной, объективной истиной, напрочь отрицает. В этом смысле всякая истина поверхностна, а иное (хотя далеко не каждое) отклонение от истины, иное (хотя далеко не каждое) помешательство, иной (хотя далеко не каждый) отказ от жизни несут в себе истину, возвращают здравомыслие и приумножают жизнь». Это были фрагменты из эссе Сюзан Зонтаг «Симона Вейль».



Страницы: 1 2 3